— Холодными перебьемся или как?

Решили перебиться холодными… Ни к чему хорошему это не привело, тем более что одним полулитровым ковшиком разбавленного спирта мы не ограничились.

Глава 5

Часы показывали херню какую-то. Даже, скорее, «цену на пшеницу в Афганистане» — это лучше определяет ту ересь, которая отображалась на циферблате с советской ещё атрибутикой погранвойск. Трясти часы или иным способом добиваться от них, а равно и от кого-либо еще, не хотелось напрочь. Здравствуй, похмелье номер три!

Похмелье, вернее, его разновидности, несмотря на юный вроде бы вроде возраст, были мне уже ведомы и даже изучены и классифицированы. Пока мне было известны три разновидности. Первая — коктейльная, когда пьешь всё, что в наличии, не соблюдая правил однородности, непонижения градусности и прочие. В результате — мозголомка, амнезия и нежелание жить без опохмела. Вторая — куражно-бравурная, приносящая ту же амнезию, последующие моральные терзания и часто — следы в виде синяков, постыдных болезней и апофеоза в виде голого тела разновидности «кукушидла» с пилорамным характером и матримониальными планами в постели рядом поутру. Эта разновидность сопровождается сентенциями типа «больше никогда» и «больше никого и ни за что». Сейчас посетила третья, самая милая и безобидная. Не хотелось ничего: ни пить, ни таблеточку, ни барышню… Ничего не хотелось, лежалось комфортно и великолепно думалось о чем угодно. Главное было — стараясь не двигаться, дождаться позывов в туалет, дотерпеть до стадии «ща затопит глаза» и только тогда вставать. Попробовать ранее — обречь себя на адовы муки, болеть будет всё, даже непричастное ко вчерашним возлияниям и последующим, если они были, непотребствам. Удав вроде в мультике сказал: «У меня есть мысль, и я её думаю!». Вот ему я и уподобился. Благо мыслей было много, а времени на решение этих логических кроссвордов особо и не было.

На часах полночь, а снаружи светло — как такое может быть? Правильно, другое полушарие. Какому больному идиёту с таким же чувством юмора придет в голову тащить за пол-экватора антиквариат с экипажем типа «три танкиста совсем без собаки»? Соблюдая массу режимов типа тишины, секретности и радиомолчания? Думалось туго — окромя бесящегося с жиру Абрамовича или хихикающего проказника Прохорова на ум никто не приходил. Ну пионеры, по батиным рассказам о его счастливом детстве, на подобные шкоды были способны — стянуть из местного музея снаряд времен войны и подкладывать его пьяным вожатым под бочок ночью… Но — где музей и где те пионэры? Сплошные неувязочки. Кстати, о неувязочках!

Мысли, повеселив, бодро свернули в более благодатные пажити. Точнее, в сторону Сереги. Трижды он попадался мне на глаза сидящим за ноутбуком… Матрос-срочник с чем угодно в руках, от автомата до сиськи, воспринимается адекватным и естественным. Акварель, макраме, выжигание по дереву… С ноутбуком, причем увлеченно работающим с ним — нонсенс. Ну я так думаю. Вдобавок я прикинул ситуацию на себя: попутно овладеть ещё парой специальностей я не успел бы. А штурманское дело — это, блин, такое дело… Начал припоминать — и хлынули факты, косяки и неувязки…

Дождавшись пожелтения (мысленного) белков глаз, я, посетив гальюн и одевшись, отправился расставлять буквы над точками. Для начала — к Пашке. Тот сидел у себя и, разглядывая футболку, видимо решал крайне животрепещущий вопрос — надеть её и встать и идти или отложить от греха и прилечь обратно?

— Что, маешься?

— Угу. Если надеть — надо вставать, встану — захочется пить. А спирт — он коварен, попил воды — и снова вчерашний вечер…

— Одевайся и пошли.

— Куда?

— Слушай, Паш, у меня сил тоже не сады. Вопросы к Сереге есть, я подумал, что ты…

«Окуньки оживились!»

— Надумалось чё?

— Да так…

— Чёт серьезное? Давай тогда в соску ему, стреножим и допро…

Блядь, долбанные «Менты» и «Бандитский Петербург»! Каково было эту хрень воспринимать неокрепшими детскими мозгами? Я вот паять не умею, зато о достоинствах и пользе применения термоанального криптоанализатора наслышан…

— Никаких «в соску» и игр со связыванием! Просто поговорим.

Размазывать, по словам бабелевского Бени Крика, манную кашу по столу, мы не стали — тупо ввалились к нему в каюту, правда, постучавшись сперва. Серега судорожно заканчивал одеваться. В общем, неудивительно: звукоизоляции-то никакой…

— Привет, Серег. Разговор есть.

— Уже понял.

Видя, что агрессией от нас не пахнет: я изначально на мордобой не настраивался, а Пашка успокоился, не успев себя накрутить, Серега остался сидеть на койке.

— Здесь поговорим или с завтраком совместим?

— Давай-ка здесь начнем.

Я взял мини-паузу, пытаясь сформулировать главный вопрос:

— Кто вы, доктор Зорге?

Серега хмыкнул неопределенно и уселся поудобнее, как-то весело глядя на нас.

— А с чего вдруг такие вопросы? Я имею в виду, основания.

— Серег, одна-две специальности — ладно, но ты, получается, и швец, и жнец, и не только в дуду игрец, но ещё и в баян, скрипку и рояль. Как-то не тянешь на срочника. А уж как с бумажками оперируешь… Нас тут трое, и в одиночку не выживем… Так что — колись.

— А догадки у самих — есть?

— Да уж есть, чем потресть… Лейтенант — много, наверное. Мичман?

Серега заржал уже в открытую, жизнерадостно так…

— Ну, блядь, гении-контрразведчики… Таких кадров мимо пропускают… Да ещё и в расход списали!

Вот «в расход» мне как-то не понравилось. Совсем! Пашке, видимо, тоже, потому что он насупился и с угрозой произнес: «Поясни!». Серега махом стер веселье и жизнерадостность с лица.

— А чего пояснять? Возня нездоровая уже давно была замечена. Потом вроде как утопленный при пожаре сторожевик неожиданно всплывает и начинает как бы самостоятельно восстанавливаться хер знает на какие деньги! Причем он одновременно уже и затоплен, и продан, и распилен на иголки! И восстановление достаточно странное, и совмещено с модернизацией!!! Между делом в этот док за полгода в одну сторону буксируются две старые калоши, слегка подреставрированные — и пропадают с концами! Вот меня на этот сторожевик в вашей компании и внедрили… А потом — бац, и в итоге мы хуй знает где! Мне лично страшно до пипец как!

Некстати вспомнился адмирал из фильма «Горячие головы». Как смешила одна из его фраз: «Вот лежишь ты в постели с женщиной или с мужчиной (кому как нравится), и вдруг „Бац!“ — и ты покойник! Не знаю как вас, а меня такая перспектива пугает до усрачки!». Я против воли улыбнулся, хотя адмиральская перспектива у нас, похоже, стала настоящим. По крайней мере, для родни.

Пашка осторожненько, ощупью, присел на вторую койку. Я остался стоять.

— У тебя соображения есть, где мы? Я пока только одно надумал — мы в другом полушарии.

— А то, что время почему-то не так идет — тебя не настораживает?

«Ленин! — тут и сел старик» [4] . Я, не сводя взгляда с Сереги, присел рядом с Пашкой.

— Мне не девятнадцать, а двадцать три. За плечами — «техникум» института береговой охраны, старший мичман.

Пашке, судя по всему, сильно полегчало от последней новости.

— И какие будут приказания, тащ мичман?

— Иди в жопу, Павлик. Не до стёба.

— А я и не стебусь. Вы меня оба за дебила не держите. Родь, ты ж начитанный, вспомни — «Бойцовый Кот есть единица сама в себе», наверняка Стругацких читал же. А тут, при наличии старшего по званию, мы уже не одиночки, а команда. Так что, мое мнение — командуй.

Я против наличия старшего, волокущего на себе груз отдачи приказов, ничего не имел. Ну если командир не доёбывается в мелочах и не лезет в области, где менее компетентен, чем я. Что я, собственно, и высказал. Серега как-то сразу плечи расправил.

— Добро, краснофлотцы. Сами высказались, теперича, если что — не обижайтесь. Пошли на мостик.